О МНОГОЛИКОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО <Я>

[mingan]

Кстати, о <мать> и о человеческой сущности.
Человеческая сущность столь же многолика, как позы Кама-сутры.
Это давно доказано и неоспоримо. Причём, чем более человек образован, тем
его многоличность многоличнее. Правда, иногда у нас - у русских эта
многоличность организационно сводится к куцему триединству <я>, которые
неустанно ходят друг за другом по замкнутому кругу. Как знаменитые Бог-сын,
Бог-отец и Бог-дух.
С заменой Бога-сына на Бога-мать. Если точнее, то на <ёб твою мать>.
Легче всего этот тезис можно рассмотреть на примере стандартного
отечественного субъекта - пятидесятилетнего кандидата околоархеологических
наук.
Возьмём же этого хомо археологикуса и, исключительно из жажды нового,
вглядимся в его житие через лупу познания. Что же мы там - за лупой
(обязательно запомните, что словосочетание <ЗА ЛУПОЙ> в данном случае
пишется раздельно) углядим?..
:А углядим мы следующее.


Вот наш кандидат в спокойной рабочей обстановке своего ВУЗовского кабинета.
Субъект холён, помпезен и благоухает дорогим одеколоном на все 360 градусов.
Облачён в <тройку>, накрахмаленную сорочку <от кутюр> и запонки. Увенчан
благородной плешью в окружении местечковой седоватости. В правом верхнем
выдвижном ящике рабочего стола - початая бутылка <Мартеля>. В левом -
непочатый <Джонни Уокер>. В зубах - мундштук элитной курительной вересковой
трубки. Во взгляде - лёгкий многозначительный прищур человека, который всё
обо всём на свете знает, но никому об этом ничего не расскажет. Из
скромности.
Говорит наш субъект всегда неторопливо, веско роняя слова в широко
растопыренные от почтительности уши собеседника. С мужскими особями субъект
говорит о Страбоне, Геродоте, Овидии, Марцелине, Блаватском и о том, каким с
точки зрения РАН вредителем был Генри Шлиман. С женщинами субъект говорит о
погоде, Фрейде, Сартре, Кафке, Бодлере, генезисе проституции во времена
Античности (почему-то это особенно увлекает современных фемин) и прозрачно
намекает, что кинообраз Индианы Джонса списывался Спилбергом персонально с
него - с нашего кандидата. Но об этом тсссс - молчок. <Запомните, Зиночка, я
не люблю публичность!..> Ещё субъект обожает перемежать свои слова вставками
<позвольте>, <помилосердствуйте>, <будьте любезны>, <паче чаяния> и
<априори>. Последнее слово, повторяемое в речи чаще шести раз в минуту,
возбуждает женщин лучше двух вёдер шпанских мушек. Чисто из желания узнать,
что это за хрень такая - это загадочное <априори>, красавицы буквально
выстраиваются в очередь и штабелем ложатся под наше светило науки. И это
несмотря на то, что большинству этих добровольных гетер наш субъект по
возрасту годится в отцы.
Вот так выглядит первое и наиболее импозантное <я> нашего субъекта.
<Я> Бога-отца.
Чтобы познакомиться со вторым <я>, с <я> Бога-духа нам придётся перенестись
во времени на месяц вперёд. Обнаружим мы нашего субъекта уже в номере
гостиницы <Турист> славного града Петра. Сегодня у субъекта был насыщенный
день - первый день работы международного археологического симпозиума.
Позади: <гуд морнинг>, <а ю андестенд ми?>, <ферштейн>, <аста маньяна, блин>
и <хау а ю, май диа инглиш френдс?> с иностранными участниками (те долго и с
изумлением пытались понять на каковском языке к ним обращались), получасовой
спич о фракийцах в Северном Причерноморье (отчего возникла непередаваемая
сухость во рту) и часовой а-ля фуршет с шампанским, чёрной икрой и шпротами
(после чего появилась долгая и непрекращающаяся изжога вкупе с
аристократической отрыжкой).
Потом был короткий <бумс> с русскими коллегами, начавшийся с ритуальной
рюмочки армянского коньяка в первостатейной ресторации на Невском, а
закончившийся брутальным распитием <трёх топоров> из горла на троих в
какой-то подворотне на набережной реки Пряжки.
Так что сейчас нашему субъекту несколько томно.
Он сидит в пиджаке, галстуке и трусах на продавленном гостиничном диване и в
тональности е-би-моль на два голоса с ещё одним раскопным ветераном выводит
вроде бы окуджавовское:
<Отшумели песни нашего полка, отзвенели звонкие копыта.
Пулею пробито днище котелка, маркитантка юная ПРОБИТА!..>
Ранее случайно заблёванные и уже выстиранные без мыла в холодной воде брюки
сушатся в ванной. Друзья-товарищи синхронно прерывают пение, синхронно же
затягиваются тлеющими сигаретами LM, потом стряхивают пепел в появившуюся
непонятно откуда пустую банку из-под <Лечо домашнего> и, прыгнув на октаву
выше, с особым чувством выводят:
<Нас осталось мало, А ВОТ ЭТО ЗРЯ. Нас немного и врагов немного.
Живы мы покуда, ВОТ ТАКАЯ БЛЯ, а погибнем - райская дорога:>
Желая пресечь эту ораторию (ибо на часах уже без пяти полночь), в номер
начинает ломиться дежурная по коридору, которой днём наш субъект уже успел
наговорить кучу всяких <помилосердствуйте> и <априори>. Теперь трепетная
женщина никак не может поверить в то, что столь блестящий джентльмен всего
лишь за десяток часов скатился до статуса надравшегося в махровый хлам
быдла. И женщина стучит в дверь, пытаясь хоть как-то достучаться если не до
совести субъекта, так хотя бы до его ушей. Наконец, пение действительно
прекращается. Но только для того, чтобы открыть дверь и послать коридорную
подальше. Та уходит и возвращается с милицией. К этому моменту в номере -
мёртвая тишина. Вконец назюзюкавшиеся постояльцы <валетом> спят на диване,
выглядят духами повышенной бесплотности и видят дивные сны. Милиция
облегчённо вздыхает и отрезюмировав, что режим тишины восстановлен, уходит в
ночь.
Занавес. Конец второго эпизода.

Что там у нас осталось?.. <Я> Бога-матери? Говно-вопрос.
Ещё два месяца тому вперёд.
Раннее утро над причерноморской степью.
На самом краю мира маячит контур то ли скифского кургана, то ли половецкой
бабы.
Из камеральной палатки с великолепным настроением выныривает наш старый
знакомый.
Несмотря на хроническую небритость и сопутствующее, ничем не отшибаемое,
перегарное амбрэ, субъект бодр, подтянут и как никогда целеустремлён. На
субъекте - пятислойный загар, задрипанная армейская панама и рваные в мелкие
лохмотья шорты. На волосатых ступнях - пляжные шлёпанцы. Во рту -
воинственно задранная вверх <Прима>. В руках - японский цифровой
фотоаппарат.
Кавалерийской походкой субъект шествует к недалёкому квадрату раскопа.
Целую неделю весь личный состав экспедиции пидорасил этот квадрат. Аккуратно
снимал три штыка, нивелировал бровки, делал зачистку <под зеркало> и
всячески выводил стратиграфию. Всё только для того, чтобы именно в этот
утренний час, когда свет падает на раскоп под наиболее выгодным углом, наш
субъект пришёл и сделал пару высококлассных снимков, дешифровка которых
позже со всей мыслимой неопровержимостью докажет всем, что именно тут и
нигде иначе располагалось что-то, обнаружение чего поставит на попа всю
отечественную археологическую науку и вознесёт нашего субъекта на самый
археологический Олимп. Где он - субъект будет в дальнейшем почивать на
лаврах и, поплёвывая вниз, эти самые лавры всячески удобрять.
И вот наш субъект на точке. Уже почти в сиянии бессмертной славы.
Но что это с ним?..
Почему это на подступах к раскопу он замер и раскорячился с выражением
полного рауша на лице? Почему так сиротски дрожат его небритые брыли?..
Всё очень просто.
Просто прошлым вечером экспедиционный водила гонял на своей <шишиге> в
станицу Сенная и там, на винзаводе, разжился ящиком креплёного нектара. А
потом оный ящик всю обратную дорогу дегустировал. После чего, добравшись до
экспедиционного лагеря, долго искал ногой педаль тормоза. Пока искал - ГАЗ
полчаса нарезал вокруг палаток удивительные дуги и параболы. Один раз машина
куда-то ухнула, но драйвер рефлекторно наддал газу и грузовик лихо выскочил
из ямы. Водиле и в голову не пришло, что в этот момент он всеми своими
скатами прошёлся по вылизанному до невозможности раскопу.
В итоге, тормоз так и не нашёлся, но движок вовремя дососал всю оставшуюся в
баке горючку, что позволило водиле с чистой совестью вывалиться из кабины,
потом заползти на пониженной передаче под кузовной брезент и там
отключиться.
Но вернёмся к нашему субъекту и его третьему <я>.
С трудом пересилив каменелость в ногах и пояснице, кандидат
околоархеологических наук приближается к перепаханному протекторами алтарю
своего величия и со стоном заглядывает вниз через бровку. Потом
выпрямляется, закрывает глаза и замирает по неслышной никому другому команде
<смирно>. Отдав тем самым последние почести своей умершей мечте, субъект
искажает до неузнаваемости лицо хищным оскалом, разворачивается в сторону
стоящей поодаль с самым невинным видом <шишиге>, делает дрожащими руками
щипательные движения и рождает крик.
Крик быстро переходит в ор, а потом в хай:
<ГДЕ ЭТА ВУЛКАНИЧЕСКАЯ ПРОб##ь?! ДАЙТЕ МНЕ ЕГО!.. Я ЕМУ ЧЛЕН НА БАРАНКУ
НАМОТАЮ! ИИИИИЯЯЯЯЯ!.. ИИИИИЯЯЯЯЯ БУДУ ИМЕТЬ ЕГО В СУХУЮ!.. ВОТ ЭТИМИ САМЫМИ
РУКАМИ, ЁБ ЕГО МАТЬ!!!..>
А потом опять - московский кабинет, сорочка <от кутюр>, <Мартель>, <будьте
любезны> и <паче чаяния>.
И так всю жизнь.
По замкнутому кругу.
Словом, диву даёшься, какое у наших людей насыщенное и многоликое <я>.