Время - лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников
Дневник.
Как странно все-таки. Лет сто назад дневник был способом крикнуть, выплеснуть душу. Но так, чтобы крик никто не услышал. Дневник - бумажный психотерапевт. А сейчас? Зачем он теперь, в сети, где он раскрывается перед всеми в своем нагом бесстыдстве, как... нет, на такие сравнения я не пойду, вот ещё. Красивости побережем для беллетристики.
И все-таки, зачем он, дневник?
Крыс долго бродил по чужим дневам... что-то читал, что-то пропускал, где-то вставлял свои 5 копеек.
Наша душа - пожизненный Робинзон Крузо, прочно запетрый на необитаемом острове тела... И дневник, электронный дневник, раскрывающийся перед сотнями глаз, это вопль. Вот я, люди. Я тут, меня не видно, но я тут! Пожалуйста, отзовитесь... тут так одиноко...
(Прошу прощения у г-на Лукьяненко за невольный плагиат из его великолепного "Спектра").
Так мы и перекликаемся, с островка на островок. И это странно, ведь мы, бывает и воочую видимся, и даже говорим... только не так. Потому что видя глаза собеседника ты невольно подстраиваешься под него и говоришь то, что он хочет услышать... или то, что он, как ты думаешь, думает, что ты можешь сказать. Мы запутываемся во всех этих деепричастиях и автоматически хватаемся за свои привычные маски. И маски начинают говорить друг с другом. Содержательно, убедительно говорить. А там, в глубине островков наших "я" Робинзоны Крузо грустно сидят на камушках, положив подбородок на кулаки, и молча смотрят на бескрайнюю океанскую гладь, на которой никогда, никогда не мелькнёт парус...
И ещё о Робинзонах… . Есть такая странная штука, любовь. Нет, не та любовь, которая тяжело дышит, комкает простыни и бьётся в экстазе. Это просто секс. Обычный секс. Необходимая функция организма. Которая с годами становится чуть более обходимой. По крайней мере, после 30-ти ты с радостью убеждаешься, что можешь думать ещё о чем-то, кроме того, как завалить в постель симпатичную сослуживицу.
Я говорю про Любовь. Удивительную штуку, геологический катаклизм, который сближает острова. И тогда два Робинзона, прошлёпав по мелководью, тихонько усаживаются рядышком. Они не смотрят на океан. Он им не нужен. Как не нужен и парус на горизонте. Им вообще никто и ничего не нужно. У них все есть. Наверное, это круто.
Только часто ли она встречается, Любовь? Страсть - сколько угодно, влюблённость - пожалуйста, игра в любовь - самая любимая забава старшеклассников и студентов - хоть залейся...
Настоящая... Это не та любовь, которая ненадолго вспыхивает сверхновой, доставляя окружающим головную боль, а та, которая горит ровно, годами, десятками лет, не угасая, не дымя, не обжигая, а согревая всех вокруг...
Иногда мне удается увидеть такую Любовь. Я вижу её в глазах пожилых пар, медленно бредущих по аллеям московских парков. Я провожаю их жадным взглядом, как нищий провожает глазами промелькнувший мимо серебристый "Бентли". Я им завидую. Именно им, а не юным созданиям, радостно-демостративно изучающим языками ротовые полости друг друга на скамейках у многострадального Пушкина. Эти старики так богаты. Не каждый олигарх может похвастать таким богатством. А они - могут. Только не будут. Им незачем хвастать. С них хватает того, что они знают, какая она – Любовь. Они – знают. Только они.
Как странно все-таки. Лет сто назад дневник был способом крикнуть, выплеснуть душу. Но так, чтобы крик никто не услышал. Дневник - бумажный психотерапевт. А сейчас? Зачем он теперь, в сети, где он раскрывается перед всеми в своем нагом бесстыдстве, как... нет, на такие сравнения я не пойду, вот ещё. Красивости побережем для беллетристики.
И все-таки, зачем он, дневник?
Крыс долго бродил по чужим дневам... что-то читал, что-то пропускал, где-то вставлял свои 5 копеек.
Наша душа - пожизненный Робинзон Крузо, прочно запетрый на необитаемом острове тела... И дневник, электронный дневник, раскрывающийся перед сотнями глаз, это вопль. Вот я, люди. Я тут, меня не видно, но я тут! Пожалуйста, отзовитесь... тут так одиноко...
(Прошу прощения у г-на Лукьяненко за невольный плагиат из его великолепного "Спектра").
Так мы и перекликаемся, с островка на островок. И это странно, ведь мы, бывает и воочую видимся, и даже говорим... только не так. Потому что видя глаза собеседника ты невольно подстраиваешься под него и говоришь то, что он хочет услышать... или то, что он, как ты думаешь, думает, что ты можешь сказать. Мы запутываемся во всех этих деепричастиях и автоматически хватаемся за свои привычные маски. И маски начинают говорить друг с другом. Содержательно, убедительно говорить. А там, в глубине островков наших "я" Робинзоны Крузо грустно сидят на камушках, положив подбородок на кулаки, и молча смотрят на бескрайнюю океанскую гладь, на которой никогда, никогда не мелькнёт парус...
И ещё о Робинзонах… . Есть такая странная штука, любовь. Нет, не та любовь, которая тяжело дышит, комкает простыни и бьётся в экстазе. Это просто секс. Обычный секс. Необходимая функция организма. Которая с годами становится чуть более обходимой. По крайней мере, после 30-ти ты с радостью убеждаешься, что можешь думать ещё о чем-то, кроме того, как завалить в постель симпатичную сослуживицу.
Я говорю про Любовь. Удивительную штуку, геологический катаклизм, который сближает острова. И тогда два Робинзона, прошлёпав по мелководью, тихонько усаживаются рядышком. Они не смотрят на океан. Он им не нужен. Как не нужен и парус на горизонте. Им вообще никто и ничего не нужно. У них все есть. Наверное, это круто.
Только часто ли она встречается, Любовь? Страсть - сколько угодно, влюблённость - пожалуйста, игра в любовь - самая любимая забава старшеклассников и студентов - хоть залейся...
Настоящая... Это не та любовь, которая ненадолго вспыхивает сверхновой, доставляя окружающим головную боль, а та, которая горит ровно, годами, десятками лет, не угасая, не дымя, не обжигая, а согревая всех вокруг...
Иногда мне удается увидеть такую Любовь. Я вижу её в глазах пожилых пар, медленно бредущих по аллеям московских парков. Я провожаю их жадным взглядом, как нищий провожает глазами промелькнувший мимо серебристый "Бентли". Я им завидую. Именно им, а не юным созданиям, радостно-демостративно изучающим языками ротовые полости друг друга на скамейках у многострадального Пушкина. Эти старики так богаты. Не каждый олигарх может похвастать таким богатством. А они - могут. Только не будут. Им незачем хвастать. С них хватает того, что они знают, какая она – Любовь. Они – знают. Только они.